Снова Чарльз Буковски.
с детства я помню
крики
— тряпье! бутылки! рухлядь!
было это во времена
депрессии
и крики были слышны задолго до появления
старой повозки
которую тащила
старая кляча
с глубокой седловиной
сначала крики:
— тряпье! бутылки! рухлядь!
затем копыта:
цок, цок, цок…
и вот появлялась лошадь,
влекущая повозку
и было это не иначе как
летом
в самое пекло
— тряпье! бутылки! рухлядь!
ох, какая она была изможденная
эта лошадь
белая слюна свисала с губ
как соски у старой суки
ох, и тяжело ей было тащить
этот нелепый груз
из
тряпья, бутылок, рухляди
я видел эти глаза
большие
и загнанные
я видел эти ребра
огромные мухи
облепляли
бесконечные ссадины
на ее шкуре
иногда один из наших отцов
не выдерживал:
эй! Почему ты не кормишь
свою лошадь, скотина!
ответ был всегда один
и тот же:
— тряпье! бутылки! рухлядь!
человек был неправдоподобно
грязный,
заросший
на голове смятая заляпанная
шляпа
он сидел на вершине
огромной кучи тряпья
и как только лошадь
сбивалась с шага
человек пускал в ход
длинный кнут
звук напоминал
выстрел из ружья
рой мух взмывал
вверх
и лошадь снова
ускоряла шаг
копыта скользили
и разъезжались
на горячем асфальте
мы долго смотрели вслед
удаляющейся повозке
на горы тряпья и бутылок
накрытые мешками
и приглушенный крик:
— тряпье! бутылки! рухлядь!
этот человек впервые
разбудил во мне желание
убить
которое так и осталось
нереализованным.
